Если в начале враг был практически в Николаеве, то сейчас он отброшен на 20 и более километров, – полковник Костенко

Роман Костенко, полковник СБУ и народный депутат, который с начала полномасштабного вторжения России в Украину держит оборону на Николаевщине в интервью "Эспрессо" рассказал, как можно сломать позвоночник российским войскам и как вернуть азовцев.

- В начале вторжения вы были в Николаеве и сейчас остаетесь на этом рубеже. В марте даже было видео о том, как вы увлекали русских разведчиков. Что за это время изменилось в обороне города? Как было и как стало? Несколько деталей о том, как идет оборона города.

На вопрос о том, что изменилось в обороне города, могу ответить так: тогда не было обороны города, а сейчас есть оборона города. Возможно, это будет и ответ на предыдущий вопрос о том, что мы недоделали. Я был в Николаеве уже 26 или 27 февраля. Обороны города как таковой не было. Держалась артиллерия, войска были рассеяны по разным направлениям. У нас не было разведданных: кто идет, где идет. Разведаны были в основном от местных жителей, которые сообщали, где идет колонна, где какое-то подразделение. Был сплошной хаос. Думаю, что и у русских был хаос, когда мы их колонны избивали своей артиллерией, но был хаос и у нас. Постепенно начали все приводить в порядок, строить какую-то линию обороны, выставлять войска, начала работать терроборона. Вначале враг зашел в город, в аэропорт, но мы его оттуда выбили. На сегодняшний день есть четкая линия обороны, которая проходит по линии границы Херсонской и Николаевской области. Если сначала враг был практически в Николаеве, то сейчас он отброшен на 20 и более километров. И снова возвращаясь к предыдущему вопросу, я считаю, что на момент вторжения мы не были полностью готовы к обороне и если говорить о захваченном тогда Херсоне и Николаеве. Это то, что я видел своими глазами.

- Почему мы не были готовы к обороне? Мы восемь лет ведем войну, понимаем, что эти направления на Юге были угрожающими, на разных совещаниях мы слышали, что должны готовиться к обороне, а когда произошли эти события, оказалось, что мы не были готовы. Как это случилось?

Ну, пожалуй, кто-то из военно-политического руководства недооценил ситуацию, не поверил, что может быть такое полномасштабное вторжение. Я скажу так:

90% военно-политического руководства, которые приходили к нам в комитет безопасности в Верховной Раде, убеждали нас, что у противника нет ударных групп и войны в ближайшее время не будет.

Не буду называть имен, но это было высшее военно-политическое руководство. Поэтому, я думаю, подготовки как таковой не было. Я считаю, что к тому времени нужно было призвать резервистов, вывести войска и занять оборону. Этого не сделали. И то, что сейчас мы держим врага на том плацдарме, где он есть, то, что мы удержали его, я называю военной удачей и, возможно, недоработкой российских войск. А еще – хорошая реакция наших военных, генералов на сложившуюся ситуацию.

- Сейчас мы стабилизировали линию фронта и даже говорим о контрнаступлении на Юге, хотя у людей возникает много вопросов, когда это произойдет. Как вы думаете, какова должна быть оптимальная стратегия освобождения Юга, той же Херсонщины, учитывая, с одной стороны, сохранение жизни наших воинов, а с другой – используя определенные технические преимущества? Какие оптимальные стратегии должна выбрать украинская сторона для таких действий?

Ну, во-первых, мы должны понять, что никогда не победим, следуя стратегии "главное – сохранить жизнь". Это реалии. Мы должны беречь жизнь, но на войне не бывает без жертв, если такая стратегия идет впереди, это обреченность на войне. Мы должны понимать, что мы находимся в войне за независимость, самой кровавой войне со времен Второй мировой. По некоторым статистическим данным наша война больше по применению артиллерии, а есть еще и совсем другое современное вооружение – и танки, и крылатые ракеты. Поэтому надо понимать, что в этой войне мы должны самоотверженно не уступать Россию и поставить главную цель освобождения своей территории. Но мы понимаем, что Россия – ресурсная страна, у нее больше населения, больше мобилизационного ресурса. Поэтому мы должны использовать современные средства – дроны, радиоэлектронную борьбу, современные технологии в прицеливаниях и их использование в боевых машинах. Но сколько технологий мы ни использовали, основу составляют артиллерия, ракетные системы залпового огня – это 80 процентов в современной войне. Все готовились к современной войне, строили роботов, говорили о космических войсках, а война показала, что современность в этом. Дальше. Нам нужны ракеты. Надо их строить. И если они у нас будут, мы сможем наносить удары по тылам русской армии. Это перспектива. А сейчас нужна артиллерия и техника для наступления. Потому что сколько бы у нас ни было пехоты – 700 тысяч, может, уже 800 тысяч мобилизованных – в этой войне это не играет большой роли. Я всегда привожу примеры, которым я был свидетелем – и с нашей стороны, и со стороны врага – когда один танк Т-64 или Т-90, а также Т-62, экипажи которого три человека, может несколько дней сдерживать батальон, в котором 500 человек. И в этом батальоне идут раненые, погибшие, приходит в упадок морально-психологическое состояние.

Для победы, особенно на Юге, нужно обеспечить наших людей техникой. Тогда и снизятся наши потери, и появится надежда на освобождение территорий.

- Вы упомянули о вооружении. Можно ли говорить, что поступление иностранной военной помощи действительно изменяет ситуацию на поле боя, на примере вашей зоны ответственности? Есть ли признаки того, что это помогает стабилизировать ситуацию, наносить врагу потери?

Это действительно так. Думаю, без помощи наших партнеров было бы гораздо сложнее и потери были бы гораздо больше. Объясню на одном примере. Два-три месяца назад Россия имела абсолютное преимущество в артиллерии, где-то 80 на 20 или 70 на 30 в нанесении ударов по нашим силам. Это было достаточно долго. Но после того как начали работать HIMARS и были попадания по Новой Каховке и станции Бриловка, были разбиты железнодорожные пути их снабжения, поврежден Антоновский мост, солдаты в окопах, на поле боя увидели, что плотность огня существенно уменьшилась, а на некоторых направлениях мы даже взяли инициативу в свои руки. Вооружение наших партнеров более точным, не требует такой массовости поражения, не ставит под угрозу гражданские объекты и людей. Если россиянам для поражения объекта нужно 100 выстрелов, то здесь нужно два-три выстрела. Это вооружение действительно помогло немного стабилизировать ситуацию и сейчас мы имеем по артиллерии паритет, а по некоторым направлениям мы даже имеем инициативу – не за счет массовости оружия, а за счет правильного управления и точной работы экипажей этих пушек.

- В одном из интервью вы сказали, что до конца 2022 Украина, учитывая существующие силы и средства, не сможет завершить горячую фазу войны. Так какой же может быть прогноз, исходя из текущей точки отсчета? Можно ли сегодня говорить о каких-то временных границах активной фазы войны?

Здесь вопрос в том, что от нас эта горячая фаза зависит только отчасти. Что значит "завершить горячую фазу"? Если противник продолжит напирать на нас, нам придется его отбивать. Если мы хотим просто снизить интенсивность, нам придется переходить к обороне и смириться с тем, что противник закрепится на тех позициях, на которых есть. И здесь вопрос: если у нас достаточно вооружения, то не должны переходить к снижению интенсивности. Нам нужно вооружение, чтобы постоянно наносить врагу потери, постоянно сбивать его наступательный потенциал. Это делается за счет артиллерии, за счет уничтожения его военных объектов только так мы можем делать. А с вооружением, которое есть сейчас, мы можем локально навязывать ему инициативу. Сейчас мы реагируем на инициативу противника. По моему мнению, сейчас наше командование должно искать места, где можно навязать врагу свою инициативу и заставлять врага реагировать на наши действия. Очень перспективное место для наступления – именно здесь, в направлении Херсона. Это правобережный плацдарм, и если разработать серьезную операцию, взять их в оперативное или оперативно-тактическое окружение, хотя, на мой взгляд, это раньше можно было делать, но решение принимать Верховному главнокомандующему, это в перспективе дало бы возможность навязывать врагу какие-то свои условия и говорить о наших пленных, в том числе азовцах. Потому что что бы ни говорили о сохранении их жизни, просто так они их не отдадут.