Менахем-Мендл Шнеерсон родился в Николаеве, мечтал стать известным судостроителем, а перевернул весь еврейский мир

В последнее время в Николаеве ведется активная полемика о целесообразности переименования улицы Карла Либкнехта в улицу Шнеерсона. Дискуссия - вещь хорошая, ибо в споре рождается истина. Но, к сожалению, в данном случае она начала вырождаться в примитивную антисемитскую пропагандистскую кампанию, что нехарактерно для нашего многонационального города, традиционно славящегося межэтнической и межконфессиональной терпимостью. На полном серьезе звучат утверждения о том, что седьмой Любавичский ребе Менахем-Мендл Шнеерсон, родившийся в Николаеве, якобы являлся «предводителем ультраортодоксальной нацистской секты тоталитарного толка», которая-де пропагандирует превосходство одной нации над другими и живет за счет наркоторговли (!). В адрес любавичских хасидов выдвигаются самые абсурдные обвинения.
При этом далеко не все николаевцы знают, кто такой Менахем-Мендл Шнеерсон, именем которого назвали улицу, где еще с начала позапрошлого века проживали преимущественно евреи. Восполнить этот пробел мы решили, опубликовав материал николаевского журналиста Вячеслава Головченко о Шнеерсоне. Особо обращаем внимание читателей на то, что автор далек от нынешней конъюнктуры, поскольку статья напечатана в киевской газете «День» четыре года назад. Тогда об улице Шнеерсона еще никто и не помышлял.

Будущий седьмой Любавичский Ребе родился 11 Нисана 5662 года (18 апреля 1902 года). Его отец рабби Леви-Ицхок Шнеерсон был одним из известных раввинов России того времени. Ученый, обладающий глубокими знаниями в Талмуде, еврейском законе, хасидской мысли, стал непримиримым противником новых ветров, принесенных большевиками. Его жена Хана, дочь николаевского раввина Меера-Шлоймо Яновского, была единомышленницей и верным другом.
Мальчика назвали в честь прадедушки, рабби Менахема-Мендла, третьего Любавичского Ребе, широко известного в еврейских кругах своим трудом «Цемах цедек». Когда Менахему-Мендлу было пять лет, родители вынуждены были забрать его из хедера (еврейской начальной школы, - ред.) в связи с его необычайными успехами в учебе и нанять ему учителей для индивидуальных занятий. Учитель из хедера был уверен, что «этот ребенок родился быть великим». Ох, уж эти ортодоксальные евреи, да еще в пролетарском городе, где на дрожжах всходила имперская мощь броненосного флота, - нужно было быть сильными.
В воспоминаниях о детстве Ребе обращает на себя внимание одна деталь - отсутствие сведений о детских играх. Мальчик не играл, не ловил рыбу в реках, с трех сторон обступивших Николаев. Он учился. Многие гордятся тем, что были с ним знакомы, но никто не решался назвать себя его другом. По-видимому, у него не было друзей: для пацанов он был слишком умен, для взрослых - слишком мал. Отец понял, что его сын не сможет быть простым «ешива-бохер», студентом ешивы. Мальчику было девять лет, когда он послал свою заметку в детскую газету «Ах», которая выходила тогда в Любавичах - религиозном центре хасидизма (нынешняя Смоленская область РФ). Сочинение вундеркинда опубликовали.
Подростка интересовала не только Тора (еврейское священное писание, его аналог в Библии - Пятикнижие Моисеево, - ред.), но и светские науки. Отец разрешил ему изучать науки в свободное от изучения Торы время, которое занимало у него 18 часов в день. Тем не менее Менахем-Мендл в течение шести месяцев экстерном закончил Николаевскую классическую гимназию, получив золотую медаль и аттестат. Промелькнули неспокойные годы немецкой оккупации, гражданской войны. Евреи Николаева все еще собирались в многочисленных синагогах.

Европа

В 1923 году молодой человек отправился в Ростов на, вероятно, самую важную встречу в своей жизни. Он поехал познакомиться с рабби Иосефом-Ицхоком Шнеерсоном, Любавичским Ребе («Хабад-Любавич» - одно из наиболее массовых еврейских религиозных течений, - ред.). В 1927 году вместе с семьей Менахем-Мендл навсегда покинул уже Советскую Россию, а в 1929-м в Варшаве женился на дочери Ребе - Хае-Мушке. Из Варшавы молодожены переехали в Берлин.
Следующий период жизни Ребе представляется наименее освещенным биографами. Сначала это учеба в Берлинском университете - до 1933 года. С приходом в Германии к власти нацистов студент Шнеерсон вынужден покинуть Гейдельбергский университет, где он изучал математику и одновременно философию. Его бывший тогда соученик, впоследствии знаменитый раввин Иосеф-Дов Соловейчик вспоминает: «Это был не обычный студент. Я сразу обратил на него внимание. Молодой человек с бородой все время на лекциях читал какую-то маленькую книгу на иврите. Вскоре я узнал, что этот студент - зять Любавичского Ребе».
В 1933 году супруги переехали во Францию, в Париж. Учеба продолжалась в Сорбонне, на факультете судостроения, здесь он и получил диплом инженера. А дальше в его судьбе начался самый загадочный этап. Человек, который освоил в совершенстве религиозные тексты и теорию конструирования судна, должен был сделать выбор. Судьба его подталкивала и намекала, что пора совершать поступок. Говорят, что его судьбой опекались и Сталин, и Черчилль, и Рузвельт. В Европе разразилась Вторая мировая война. В 1941 году, после серии приключений и поистине детективных обстоятельств, чете Шнеерсонов удалось бежать из оккупированной Франции в США.

США

В Америке рабби Менахем-Мендл рассчитывал заниматься своей профессиональной деятельностью, судостроением. Тем более - еще в Сорбонне он познакомился и подружился с американским евреем Хаимом Риковером, ставшим впоследствии отцом американского подводного флота. Он работал на военной базе в Нью-Йорке, принимал участие в конструировании подводных лодок. Работы по созданию атомного подводного флота начались именно тогда, а режим секретности до сих пор не снят. Секретарь Ребе Шнеерсона рассказывал, что до конца жизни тот получал причитающиеся ему выплаты за нововведения в области судостроения. Что это были за изобретения, до сих пор не ясно, может быть, именно «режим тишины», по которому советские подводные лодки значительно уступали американским.
Жизнь человека не безразмерна, знаменитый тесть, не имевший сына, настоял на том, чтобы зять возглавил две крупнейшие любавичские организации - Малах, штаб образовательных учреждений Хабада, и Кегот, самое большое в мире еврейское издательство.
После смерти в 1950 году шестого Любавичского Ребе - рабби Иосефа-Ицхока Шнеерсона, - встал вопрос о его преемнике. Перед хасидами стоял выбор между двумя зятьями Ребе. Рабби Шмарья Гурарий, муж старшей дочери, возглавлял любавичскую ешиву (религиозное учебное заведение, - ред.). Он провел многие годы рядом с тестем и готов был стать его продолжателем. Рабби Менахем-Мендл, напротив, не стремился возложить на себя столь большую ответственность. Кроме того, он представлял новое поколение: выпускник Сорбонны, ученый, владеющий несколькими европейскими языками. Сам же Ребе Иосеф-Ицхок не оставил по этому поводу четких указаний. Правда, несколько раз он намекал, что в качестве преемника предпочел бы младшего зятя.
Будущий Ребе был категорически против предложения занять место тестя. Он даже как-то в сердцах сказал досаждающим ему хасидам, что вынужден будет уехать в Россию, чтобы избавиться от «абсурдных предложений». Но в одном он не мог отказать евреям - в совете и поддержке. Так или иначе, в первую годовщину со дня ухода Ребе - рабби Иосефа-Ицхока - из этого мира его младший зять фактически стал новым Ребе. Ну, а дальше началась эра необычного Ребе-судостроителя из Николаева.

Ответственность за каждого еврея

За 43 года своего руководства Менахему-Мендлу Шнеерсону удалось приблизить к еврейству больше людей, чем всем еврейским религиозным руководителям нынешнего поколения вместе взятым. Его методы были новаторскими, ранее невиданными в еврейских организациях. Ребе использовал, кажется, все возможности коммуникаций, технологии продвижения, в первую очередь - прессу, общественное влияние, чтобы добиться того, чего он добился. Обескровленное, казалось, умирающее хасидское движение превратилось в мощную силу, влияние которой ощущают миллионы людей. Ребе построил невиданную сеть филиалов религиозного движения Хабад во всем мире. Тысячи его последователей разъехались во все уголки земли, и, как выразился один из израильских раввинов: «Куда бы вы ни приехали, вы встретите две вещи - «Кока-Колу» и Хабад. И даже там, где нет «Кока-Колы», есть Хабад».
Если попытаться в нескольких словах описать главное послание, которое оставил Ребе миру, наверное, это будет ответственность еврейского народа за каждого еврея. Кем бы он ни был и в каком бы духовном состоянии ни находился. Нет такого, о ком можно было бы сказать, что он «ноль», «фарфален», «пропащий». Именно для этого Ребе построил империю Хабада, посылал своих эмиссаров даже в такие места, где было всего несколько евреев.
Умер Любавичский Ребе Шнеерсон в Нью-Йорке уже после обретения независимости Украиной, которое он воспринял очень позитивно. После него осталась самая обширная библиотека хасидизма, где сохранились и книги по судостроению. Возродилась за время независимой Украины синагога и в Николаеве, оживилась еврейская община. Евреи поставили небольшой памятник в квартале, где стоял когда-то дом, в котором родился Шнеерсон. Умерло, или, точнее, замерло в этом городе лишь судостроение.

Вячеслав Головченко,  
корпункт газеты «День» в Николаеве.
10 августа 2012 г.