Три семьи, три любви

Комментарии:

Наконец-то началась настоящая весна. Радует небесно-голубыми цветочками барвинок, что растет возле моих ворот.
Возле меня останавливается велосипедист. Мужчина среднего возраста, небритый, одет будто с чужого плеча. В глазах тоска. Внимательно смотрит.
- Не узнаете?
- Нет!
- Василий Коваленко я. Приехал за барвинком, на могилку жены Люси посажу. Вы нас когда-то расписывали. Ровно год, как оставила меня одного.
Мужчина вытер слезы. Я принесла лопату, и Василий выкопал несколько кустиков.

Он очень постарел, и узнать его было трудно. Кто бы мог подумать, что именно Василий будет так убиваться по своей жене.
...Жили когда-то в нашем городке в одном микрорайоне три семьи: Ивановы, Коваленко и Богдановы. Люди разного достатка, образования, социального положения. Общим было то, что во всех семьях умерли жены, а мужья остались.

Коваленко
Первой скончалась Люся. Жизнерадостная, с ярким румянцем. Никогда не болела даже сезонными простудами. Работала продавцом в гастрономе. Муж Вася - шофер на автобазе. Любил поругать власть, позабивать козла во дворе и упиться в праздники.
Жили они с Люсей, наверное, неплохо. Денег хватало, квартира двухкомнатная, все «как у людей». Правда, между собой они часто собачились. Такой уж склочный характер был у Васьки. Люся выходила во двор пожаловаться и поплакаться. А когда ее принимались жалеть, тут же начинала смеяться.
- Да, ну, вас, бабы! Мой Васек не хуже других! А кто не пьет? Покажите. Зато добрый он и не жадный.
Бабы ухмылялись - «добрый». Сказала тоже!
Сын Колька женился на девушке из Кривого Рога. Да там с женой жить и остался. К детям ездили несколько раз в год, груженные, как волы. Иногда Василий крепко запивал. Недели на три. И это была беда. Жену свою Вася мутузил так, что однажды ее увезли на «скорой». А обычно - просто фингалы. Люся замазывала синяки плотным слоем тонального крема и плелась на работу. Участковый предлагал мужа-буяна посадить. Люся возмущалась.
 - Да чтобы я своими руками посадила кормильца и отца моих детей?!
 - Сын у тебя один! И кормилица - ты!
Однажды Вася загремел в
СИЗО. Люся моталась туда по три раза в неделю.
Соседки ей:
- Отдыхай, дура! Когда тебе еще такое счастье выпадет?
И Люся ездить перестала. Сделала новую прическу, купила дубленку. И день рождения с девчатами с работы отметили в кафе.
После того, как Вася вышел, продержался он три дня. С тех пор все совсем разладилось. Васю с работы выгнали. Бил он теперь Люсю систематически. Новую дубленку жены со злости изрезал в лапшу. Через полгода Люся заболела. Еще через три недели ее не стало. Скоротечная онкология, сказали врачи.
Хоронили Люсю всем двором. Приехали сын и невестка. Почему-то она плакала больше, чем все кровные родственники. Сын с отцом не разговаривал - винил его в смерти матери. После поминок уехал, не простившись.

Богдановы
Потрясла обитателей многоэтажки и смерть Дарьи Богдановой, умницы и красавицы сорока двух лет.
Николай Петрович преподавал в колледже. Высокий, интересный, со спортивной фигурой. Вежливый, воспитанный, улыбчивый. Интеллигент, одним словом...
Его обожаемая жена Дарья Сергеевна тоже была высокой и статной. Тонкая талия, стройные ноги, чудные карие глаза. Короткие темные волосы стрижены «под мальчика», что делало ее еще более трогательной и беззащитной.
Работала она врачом. Говорили - от Бога. И, конечно, лечила всех соседей. Никому не отказывала. А однажды спасла подростка Юру. Тот маялся головными болями. Кружилась голова, тошнило. И Дарья положила парня к себе в отделение. Оказалась опухоль мозга. Сама отвезла парня в Киев, в институт нейрохирургии. Сделали операцию. Парень жив-здоров и даже поступил в университет.
Богдановы жили интересно: книги, театры, музеи. Всегда вместе и всегда за руки. Муж заботливо поправлял на любимой шарфик. Однажды весь двор наблюдал, как он завязывал ей шнурок на ботинке. Тетки впали в ступор.
Дарья погибла внезапно и страшно. В тихом переулке ее сбила машина. «Скорая» приехала не скоро. Дарья впала в кому. Две недели Николай Петрович просидел под дверями реанимации. Просто сидел, закрыв лицо руками. Ночью дремал на той же банкетке. Через две недели врач вышел в коридор, и сказал одно слово:
- Крепитесь…
Николай Петрович схватился за сердце и упал обморок. Сделали кардиограмму и положили в палату с подозрением на инфаркт. На кладбище он умолял, чтобы гроб не закрывали. После похорон его положили в клинику на два месяца.

Ивановы
Третья пара тоже считалась счастливой. Витя и Соня Ивановы. Два голубка. Похожи друг на друга, как брат и сестра, невысокие, пухленькие, румяные. Все вместе, все на пару.
- Мой Витя, ну, ничего мне делать одной не дает. Пироги печем вместе, квартиру убираем вместе. Новости читаем вслух. Даже футбол я с ним смотрю, чтобы было что обсудить.
Бабы вздыхали и недоверчиво качали головой. Ей завидовали. Конечно, было чему. 8 марта утром Витя спешил домой с цветами и тортом - поздравить Соню. Летом ездили в село. И там все вместе: огород, грибы, на речку. Детей у них не было - жили «для себя». Соня работала кондитером. Витя - в крупной фирме. Денег хватало на хорошее питание и приличную одежду, а больше у них интересов не было. Ну и что? По-разному живут люди. Главное - никому не мешают. Соня обожала присесть на лавочку перед подъездом и похвалиться своим житьем-бытьем…
- А Витя мне сегодня сварил манную кашку. Витя привез из Львова вышиванку, шаль красивую, польскую…
Тетки зверели. Их «Вити», «Васи» пили, буянили, гуляли на стороне и орали на детей. Как не возмутиться… Но долго на Соню не злились. Называли дурой и мечтали, чтобы «золотой Витя» завел любовницу или запил. Но не было такого счастья. По-прежнему они ходили гулять - под ручку.
А однажды затеяли ремонт. Соседи наблюдали, как рабочие тащили голубую ванну и голубой унитаз. Раисе из третьего подъезда сделалось плохо, когда грузчики распаковали синий бархатный диван.
Теперь Соня говорила, что пережить ремонт - это пережить два пожара. Жаловалась, что устала от запахов клея и краски. И ей никто не сочувствовал. Но Витя успокаивал:
- У нас славная жизнь! И сколько еще впереди всего!
Беда пришла, как всегда, неожиданно. Соня поехала к сестре в село, на три дня, пока Витя был в командировке. Стояло жаркое лето, и сестры решили искупаться в реке. Плавала Соня неплохо, но речка оказалась коварной: женщина попала в водоворот, и ее потянуло на глубину. Несколько минут она боролась и пыталась вынырнуть, но силы таяли. Бедная Соня так нахлебалась, что и крикнуть не смогла. Сестра ничего не видела. Последнее, что успела прошептать выбившаяся из сил Соня, - имя мужа. И погрузилась в пучину. Вытащили утопленницу через три дня.
Узнав о страшной новости, Витя потерял сознание. Его увезли в больницу, но на похороны жены отпустили. Вели на сельский погост под руки. А с Сониной могилы увести не могли. Витя сидел на кладбище неделю. Сонина сестра приносила ему поесть. Витя машинально открывал рот и проглатывал пищу. И опять молчал. Наконец, удалось его увести. Сестра уложила беднягу в кровать, и Витя уснул. Спал три дня, не просыпаясь. А когда проснулся, подскочил и закричал.
- Соня! Она же там совсем одна! - и бросился на кладбище.
Потом понемногу стал приходить в себя. Помогал родне. В город не собирался.
- А как я оставлю Соню? - удивлялся Витя. Так и прижился в доме Сониной сестры.
С соседскими не общался. Поставил Соне оградку. Жена, веселая и улыбающаяся, смотрела на него с фотографии: совсем молодая. Витя вел с ней многочасовые беседы. Рассказывал новости и про сестрино хозяйство. Соня безмятежно улыбалась. Витя прощался и шел домой. Медленно, как дряхлый старик. Жизнь кончилась.

Жизнь после смерти
Двор буквально разбухал от слухов. Как такое возможно? Три смерти за год, три совсем молодые женщины. Появилась версия, что дом построен на месте старого кладбища. И вопрос - кто же следующий? Конечно, глупости. Просто трагическое совпадение. Года через два все облегченно вздохнули. Больше никто не умирал.
А как же мужья, спросите вы?
Николай Петрович Богданов, убитый невероятным горем вдовец, женился через два с половиной месяца. Свадьбы, разумеется, не было. Просто однажды он появился во дворе с маленькой, невзрачной и худосочной девицей, примерно двадцати лет. В том, что это не просто знакомая, убедиться было несложно. Богданов так же поправлял на тонкой шейке шарфик и так же застегивал молнию на сапогах. Вечером так же прогуливались в сквере напротив. В пятницу Николай Петрович спешил с работы с цветами. И так же раскланивался  с соседками, уважительно и учтиво. Ему нехотя отвечали - не могли простить скорую измену памяти всеми обожаемой Дарьи.
Через год двор наблюдал такую картину: молодая жена, надвинув очки на острый носик, аккуратно обходит лужи, бережно неся свой беременный живот, а муж так же аккуратно и бережно подхватывает ее за локоток. В положенный срок она родила. Богданов с одуревшим от счастья лицом катал по двору голубую коляску.
Виктор Иванов не появлялся в городе около полугода. Сплетничали, что он парализован, что лег на кладбище рядом с Соней и успокоился наконец. Больше всего бабки расстраивались, что Сонька не пожила «в новом ремонте». А через полгода Витя объявился, и не один. Рядом с ним стояла коренастая женщина с простым обветренным лицом. Витя представил соседкам новую жену:
- Моя новая, вместо Сони-покойницы, - и глаза его увлажнились.
Валю приняли «на лавку». Всем было любопытно узнать, что и как в доме Ивановых. Сыграли и свадьбу - шумную, с баянистом, Валиной истерикой, разборками.
Валя в тапках, цветастом халате, лузгая семечки, любила, сидя на лавочке, с удовольствием рассказывать о своей с Витей счастливой жизни. Витя так же пылесосил квартиру, так же мыл окна и стирал занавески, все так же тащил в дом «нужные» вещи.
Валентину соседки не полюбили: ленивая, трепливая, наглая. Обедов не готовила - мол, Витя все сделает. Не работала. Днями сидела на лавочке в халате и домашних тапочках. Халат и тапочки были Сонины. Как и все остальное… Дубленка, сапоги, бархатный диван… Валентина рассказывала бабкам, что о счастье таком в свои сорок с хвостиком и не мечтала.  И Витя, оправившись от смерти Сони, был вполне доволен такой жизнью.
Вася Коваленко, пьяница, бузотер и гуляка, пил после смерти жены уже без остановки.  Дел у него было два: пить и ходить к Люсе на кладбище пять раз в неделю. Сажал цветы, красил оградку. И плакал, плакал…
Возле кровати поставил Люсин портрет. Разговаривал с ним. Укорял Люсю.
- Как же так, как ты могла?
Говорил, что пить бы бросил непременно. И зажили бы они счастливо. Ох, как бы зажили!
- А теперь, - всхлипывал он, - что, Люся, мне осталось вот сейчас? Тоска одна да водка. Вот вся моя жизнь! А какая это, Люська, жизнь? Мука одна. Не нужна мне, Люся, без тебя она, эта жизнь.
Бабульки решили Васю сосватать. Что мужик пропадает? Какой не есть, а все равно мужик при нынешнем дефиците. Нашлась и невеста: тихая, скромная, работящая, без квартиры. Нахваливали Аню. Вася ответил очень грубо. Бабы в долгу не остались. И Вася объяснил соседкам, что «после Люськи нет для него женщин на земле».
- А чего ж ты пил!  Ее угробил!
- Все! Больше не буду! Все уже свое выпил… В память о Люсе - все! Завязал! Люся приснилась. Сказала, чтобы пьяный к ней не приходил. Поняли!
Одна из соседок промолвила:
- А вы говорите, что нет вечной любви. У кого-то нет, а у кого-то есть…
После этого разговора соседки долго не видели Василия. Ни пьяного, ни трезвого. Он целыми днями, а иногда и ночью пропадал в гараже. Что-то строгал, стучал. И однажды соседки увидели Василия и охнули от удивления.
Он был очень худой и бледный, но в чистой рубахе, выбрит, совершенно трезвый. В руках держал небольшую деревянную скульптуру, покрытую лаком.
Бабы заговорили все вместе:
- Смотрите! Да это же Люся! Молодая! Точно Люся!
Действительно, у скульптуры было Люсино лицо. Бабы охали, ахали, восхищались.
А Василий смущенно улыбался и все гладил рукой головку скульптуры.
Теперь скульптура стоит на Люсиной могилке. Василий устроился на работу грузчиком в гастроном, где когда-то работала Люся. А в свободное время все что-то делает в гараже и проведывает Люсю, убирается на могилке, высаживает цветы. Вот уже и барвинок там зеленеет. Подолгу сидит на могилке и что-то рассказывает, рассказывает… Трезвый. Вот вам и Вася!
Правда, соседки говорят: «Надолго ли?». Поживем, увидим…