Одинокий стебелек

Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, холодные дожди, эта пора по-своему чарующая.Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, хо

Комментарии:
Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, холодные дожди, эта пора по-своему чарующая.
Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, холодные дожди, эта пора по-своему чарующая.
Однажды, в такой вот день я ждала автобус Николаев-Кривой Рог. Автобус поломался, задерживался рейс. Пассажиры, устав от ожидания, уныло бродили по платформе автовокзала. Я уже и журнал прочитала, с нетерпением поглядывала на часы. Рядом на лавочке сидели две женщины. Одна лет сорока: красивая и уверенная. Другая - постарше: худенькая, энергичная, но вид у нее человека, который пережил немало горя. В свое время, работая в загсе, я регистрировала браки ее детей. Встречаясь, мы обычно улыбаемся друг другу. Как и в этот раз. Валентина Ивановна разговаривала со своей приятельницей громко и увлеченно. Речь шла о детях. Я стала невольным слушателем.
- Вы неправы, - сказала Валентине Ивановне собеседница. - Может быть, именно сейчас вы делаете ошибку, потом жалеть будете.
- В чем же я неправа? Хочу посоветоваться, но не знаю, что дети на это скажут…
Валентина Ивановна боялась приезда детей, хотя и ждала их. Волновалась, как они отреагируют на ее поступок: поддержат или осудят?
Дочь ее Татьяна живет в Баштанке. У нее двое сыновей и пьющий муж. Пока еще работал на заводе, как-то держался. Работы не стало, и пошло-поехало… Таня уговаривала мать продать свой домик и переехать жить к ней. Но мать наотрез отказалась. Знала, что там покоя не будет, у них постоянные ссоры, иногда и драки, а здесь она спокойна. Тихо вокруг, в красивом месте домик ее, почти в центре, рядом с автовокзалом. Очень удобно. Когда уж невмоготу одной, соберет гостинцы, на автобус - и к дочери или сыну - в поселок Октябрьское. Погостит и домой. За день управляется. Страшно оставлять без присмотра за всю жизнь нажитое. Время такое, бродят воры, тянут все, что глаза видят… Да и огород у нее, выручает. Нет, пока ноги носят, не пойдет она к дочери.
У Бориса, сына, семейная жизнь не сложилась. Уже почти год, как выгнала его жена из дому. Надоело ей пьяницу кормить. С той поры он - то к одной, то к другой молодке, тоже пьющей, пристанет. Правда, бывают у него периоды, когда не пьет, возвращается домой, живет тогда во времянке, пока снова не сорвется.
Болит материнское сердце и за дочь, и за сына, и за внуков. А чем помочь? Ни денег, ни достатка. А где они возьмутся? Даже до пенсии немного не доработала на сырзаводе. Да разве она одна! Развалился завод, скоро и стены разберут. Теперь в службе занятости на учете стоит. С того и живет, правда, летом свеклу пропалывала в коллективном хозяйстве «Нива», заработала и сахар, и деньги. Конечно же, отдала дочери, ведь ей одной сколько того сахара нужно. Но тяжело ей уже такую работу выполнять, здоровья нет, давление скачет. Да и возле дома нужно крутиться. Муж умер десять лет тому назад. Водка, проклятая помогла на тот свет уйти.
С той поры, как овдовела, несколько раз сватались к симпатичной женщине мужчины. Но один не по душе ей был, другие любили выпить. И она давно уже поставила крест на своей личной жизни. Причем, не комплексовала по этому поводу.
Начал заходить к ней сосед Николай Тихонович. Жена его два года как умерла. Сына судьба забросила на Камчатку. Николай Тихонович - мужчина хозяйственный, как-то сам справляется с домашними делами, вот только не любил он возиться на кухне. А вот на огороде, в саду все порядки наводил. Любит он и цветами заниматься. Как-то увидел, как Валентина мучается, стараясь срубить усохшую черешню. Пришел, за несколько минут справился с работой, что и говорить, мужские руки - не женские. Валентина пригласила его на вареники с творогом. Съел несколько и вышел, не мог удержать слез, такие же вкусные готовила и его покойная жена.
Летом, ранней осенью еще ничего, за заботами день пролетает. А сейчас, поздней осенью, а тем более зимой долгими вечерами так тоскливо, печально, хоть на луну вой.
Валентина Ивановна ох, как хорошо его понимает. Поговорят через забор, иногда поделится с ним борщом, пирожками…
Так вот, недавно Николай Тихонович пришел с хлебом и бутылкой вина, предложил жить вместе. Валентина Ивановна растерялась, она как-то не воспринимала его как жениха, относилась к нему как к соседу, да и привыкла жить одна. Хотя мужские руки и поддержка, ох, как нужны…
Долго молчала. А Николай Тихонович с такой надеждой смотрел на нее. Наконец, ответила, что подумает, посоветуется с детьми. Написала дочери, передала сыну, чтобы на выходные приехали.
- Борис еще вчера приехал, - рассказывает Валентина.
А ее соседка сразу же:
- Трезвый?
- Трезвый. Посидели с Николаем Тихоновичем, так сын один почти всю бутылку выпил. Шутил, анекдоты рассказывал.
Утром готовлю ему сумку, спрашиваю:
- Ну, как тебе Николай Тихонович?
- Хороший мужик. Теперь и я чаще домой буду ездить, будет с кем выпить. Да шучу я, шучу, - сказал, увидев печальные глаза матери. - Добрый мужик, он мне даже пять гривен одолжил…
- Боря, как ты мог?
- Да я же знаю, что у тебя нет, - смеется.
- Теперь вот дочь жду, что еще она скажет. Знаешь, что-то сердце у меня сжимается в недобром предчувствии.
Тут и автобус подъехал. Женщина бросилась к двери, дочь выглядывает. Красивая молодая женщина, в кожаной куртке болотного цвета, в таком же берете, увернулась от рук матери. Лицо у нее горит, видно, что злая. В глазах лед, губы сжаты.
Мать хотела повести ее к дому, но Татьяна остановилась.
- Я не пойду к дому. Нечего ходить, здесь поговорим. Скоро маршрутка будет…
Сердце матери замерло, чувствуя нехороший разговор. Растерянно посмотрела на дочь, на свою знакомую, на меня, ей было неудобно.
- Ты что же это, мама, себе надумала? Замуж выходишь? На нас тебе наплевать? - прошипела дочь.
- Танечка, доченька, ну что ты говоришь? - Валентина прижала руки к груди.
- А то! Я думала летом теплицу достроить, ремонт в доме сделать, деньги очень нужны, ты же знаешь, за учебу Ванечке платить нужно, а ты домик продать не хочешь? Хочешь все чужому человеку оставить? Тот мужик тебе дороже нас?
- Таня, успокойся, - Валентина Ивановна растерянно огляделась. - Люди кругом. Пойдем домой, пообедаем, поговорим. Николай Тихонович хороший, ему не нужно мое имущество, свой дом у него есть. Да и умирать я еще не собираюсь, с чего это ты меня хоронишь? И не знаешь ты его…
- Не хочу я его знать и говорить с ним не хочу! - отрезала дочь.
- Ты такую свинью нам подсунула, мама, я никогда от тебя такого не ожидала. Никуда не пойду. Маршрутка разворачивается, домой поеду. А ты делай, что хочешь! Играй свадьбу!
- Какую свадьбу, Бог с тобой, Таня!
Татьяна заскочила в маршрутку, села, отвернувшись от окна. Валентина Ивановна стояла, как окаменевшая, долго смотрела вслед маршрутке. Ей было стыдно и обидно. Тихие слезы бежали и бежали из ее глаз, она их не замечала.
Мне было жалко ее, я опустила глаза в журнал, чтобы не смущать ее.
Женщина как будто вдруг постарела на несколько лет. Медленно побрела в сторону дома.
Целый день Валентина Ивановна провела в раздумьях, разговаривала сама с собой и роскошным котом Кузей, который ходил за ней, как привязанный, терся о ее ноги, как будто понимал, что ей нужна поддержка, внимание. Выросли, слава Богу, дети, разлетелись, и никому на этом свете нет теперь дела до нее. Как будто и среди людей, а если разобраться, то, как одинокий стебелек в поле, как журавленок, что остался зимовать на ее подворье. Нашла его Валентина Ивановна на огороде однажды. Только с котом да с журавленком и поговорит…
Вечером постучал Николай Тихонович. Как-то несмело зашел, остановился возле порога.
- Валя! Так что ты решила? Что сказали дети?
И столько теплоты и надежды было в его голосе, что у Валентины Ивановны снова глаза наполнились слезами.
И так стало ей уютно. Нет, она все же не одинокая.
Улыбнулась:
- А что дети? У них своя жизнь… У них еще лето, а у нас уже осень… Ты проходи, будем ужинать…