Одинокий стебелек
Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, холодные дожди, эта пора по-своему чарующая.Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, хо
Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, холодные дожди, эта пора по-своему чарующая.
Солнце все чаще прячется за тучи. Но, несмотря на серое пасмурное небо, холодные дожди, эта пора по-своему чарующая.
Однажды, в такой вот день я ждала автобус Николаев-Кривой Рог. Автобус поломался, задерживался рейс. Пассажиры, устав от ожидания, уныло бродили по платформе автовокзала. Я уже и журнал прочитала, с нетерпением поглядывала на часы. Рядом на лавочке сидели две женщины. Одна лет сорока: красивая и уверенная. Другая - постарше: худенькая, энергичная, но вид у нее человека, который пережил немало горя. В свое время, работая в загсе, я регистрировала браки ее детей. Встречаясь, мы обычно улыбаемся друг другу. Как и в этот раз. Валентина Ивановна разговаривала со своей приятельницей громко и увлеченно. Речь шла о детях. Я стала невольным слушателем.
- Вы неправы, - сказала Валентине Ивановне собеседница. - Может быть, именно сейчас вы делаете ошибку, потом жалеть будете.
- В чем же я неправа? Хочу посоветоваться, но не знаю, что дети на это скажут…
Валентина Ивановна боялась приезда детей, хотя и ждала их. Волновалась, как они отреагируют на ее поступок: поддержат или осудят?
Дочь ее Татьяна живет в Баштанке. У нее двое сыновей и пьющий муж. Пока еще работал на заводе, как-то держался. Работы не стало, и пошло-поехало… Таня уговаривала мать продать свой домик и переехать жить к ней. Но мать наотрез отказалась. Знала, что там покоя не будет, у них постоянные ссоры, иногда и драки, а здесь она спокойна. Тихо вокруг, в красивом месте домик ее, почти в центре, рядом с автовокзалом. Очень удобно. Когда уж невмоготу одной, соберет гостинцы, на автобус - и к дочери или сыну - в поселок Октябрьское. Погостит и домой. За день управляется. Страшно оставлять без присмотра за всю жизнь нажитое. Время такое, бродят воры, тянут все, что глаза видят… Да и огород у нее, выручает. Нет, пока ноги носят, не пойдет она к дочери.
У Бориса, сына, семейная жизнь не сложилась. Уже почти год, как выгнала его жена из дому. Надоело ей пьяницу кормить. С той поры он - то к одной, то к другой молодке, тоже пьющей, пристанет. Правда, бывают у него периоды, когда не пьет, возвращается домой, живет тогда во времянке, пока снова не сорвется.
Болит материнское сердце и за дочь, и за сына, и за внуков. А чем помочь? Ни денег, ни достатка. А где они возьмутся? Даже до пенсии немного не доработала на сырзаводе. Да разве она одна! Развалился завод, скоро и стены разберут. Теперь в службе занятости на учете стоит. С того и живет, правда, летом свеклу пропалывала в коллективном хозяйстве «Нива», заработала и сахар, и деньги. Конечно же, отдала дочери, ведь ей одной сколько того сахара нужно. Но тяжело ей уже такую работу выполнять, здоровья нет, давление скачет. Да и возле дома нужно крутиться. Муж умер десять лет тому назад. Водка, проклятая помогла на тот свет уйти.
С той поры, как овдовела, несколько раз сватались к симпатичной женщине мужчины. Но один не по душе ей был, другие любили выпить. И она давно уже поставила крест на своей личной жизни. Причем, не комплексовала по этому поводу.
Начал заходить к ней сосед Николай Тихонович. Жена его два года как умерла. Сына судьба забросила на Камчатку. Николай Тихонович - мужчина хозяйственный, как-то сам справляется с домашними делами, вот только не любил он возиться на кухне. А вот на огороде, в саду все порядки наводил. Любит он и цветами заниматься. Как-то увидел, как Валентина мучается, стараясь срубить усохшую черешню. Пришел, за несколько минут справился с работой, что и говорить, мужские руки - не женские. Валентина пригласила его на вареники с творогом. Съел несколько и вышел, не мог удержать слез, такие же вкусные готовила и его покойная жена.
Летом, ранней осенью еще ничего, за заботами день пролетает. А сейчас, поздней осенью, а тем более зимой долгими вечерами так тоскливо, печально, хоть на луну вой.
Валентина Ивановна ох, как хорошо его понимает. Поговорят через забор, иногда поделится с ним борщом, пирожками…
Так вот, недавно Николай Тихонович пришел с хлебом и бутылкой вина, предложил жить вместе. Валентина Ивановна растерялась, она как-то не воспринимала его как жениха, относилась к нему как к соседу, да и привыкла жить одна. Хотя мужские руки и поддержка, ох, как нужны…
Долго молчала. А Николай Тихонович с такой надеждой смотрел на нее. Наконец, ответила, что подумает, посоветуется с детьми. Написала дочери, передала сыну, чтобы на выходные приехали.
- Борис еще вчера приехал, - рассказывает Валентина.
А ее соседка сразу же:
- Трезвый?
- Трезвый. Посидели с Николаем Тихоновичем, так сын один почти всю бутылку выпил. Шутил, анекдоты рассказывал.
Утром готовлю ему сумку, спрашиваю:
- Ну, как тебе Николай Тихонович?
- Хороший мужик. Теперь и я чаще домой буду ездить, будет с кем выпить. Да шучу я, шучу, - сказал, увидев печальные глаза матери. - Добрый мужик, он мне даже пять гривен одолжил…
- Боря, как ты мог?
- Да я же знаю, что у тебя нет, - смеется.
- Теперь вот дочь жду, что еще она скажет. Знаешь, что-то сердце у меня сжимается в недобром предчувствии.
Тут и автобус подъехал. Женщина бросилась к двери, дочь выглядывает. Красивая молодая женщина, в кожаной куртке болотного цвета, в таком же берете, увернулась от рук матери. Лицо у нее горит, видно, что злая. В глазах лед, губы сжаты.
Мать хотела повести ее к дому, но Татьяна остановилась.
- Я не пойду к дому. Нечего ходить, здесь поговорим. Скоро маршрутка будет…
Сердце матери замерло, чувствуя нехороший разговор. Растерянно посмотрела на дочь, на свою знакомую, на меня, ей было неудобно.
- Ты что же это, мама, себе надумала? Замуж выходишь? На нас тебе наплевать? - прошипела дочь.
- Танечка, доченька, ну что ты говоришь? - Валентина прижала руки к груди.
- А то! Я думала летом теплицу достроить, ремонт в доме сделать, деньги очень нужны, ты же знаешь, за учебу Ванечке платить нужно, а ты домик продать не хочешь? Хочешь все чужому человеку оставить? Тот мужик тебе дороже нас?
- Таня, успокойся, - Валентина Ивановна растерянно огляделась. - Люди кругом. Пойдем домой, пообедаем, поговорим. Николай Тихонович хороший, ему не нужно мое имущество, свой дом у него есть. Да и умирать я еще не собираюсь, с чего это ты меня хоронишь? И не знаешь ты его…
- Не хочу я его знать и говорить с ним не хочу! - отрезала дочь.
- Ты такую свинью нам подсунула, мама, я никогда от тебя такого не ожидала. Никуда не пойду. Маршрутка разворачивается, домой поеду. А ты делай, что хочешь! Играй свадьбу!
- Какую свадьбу, Бог с тобой, Таня!
Татьяна заскочила в маршрутку, села, отвернувшись от окна. Валентина Ивановна стояла, как окаменевшая, долго смотрела вслед маршрутке. Ей было стыдно и обидно. Тихие слезы бежали и бежали из ее глаз, она их не замечала.
Мне было жалко ее, я опустила глаза в журнал, чтобы не смущать ее.
Женщина как будто вдруг постарела на несколько лет. Медленно побрела в сторону дома.
Целый день Валентина Ивановна провела в раздумьях, разговаривала сама с собой и роскошным котом Кузей, который ходил за ней, как привязанный, терся о ее ноги, как будто понимал, что ей нужна поддержка, внимание. Выросли, слава Богу, дети, разлетелись, и никому на этом свете нет теперь дела до нее. Как будто и среди людей, а если разобраться, то, как одинокий стебелек в поле, как журавленок, что остался зимовать на ее подворье. Нашла его Валентина Ивановна на огороде однажды. Только с котом да с журавленком и поговорит…
Вечером постучал Николай Тихонович. Как-то несмело зашел, остановился возле порога.
- Валя! Так что ты решила? Что сказали дети?
И столько теплоты и надежды было в его голосе, что у Валентины Ивановны снова глаза наполнились слезами.
И так стало ей уютно. Нет, она все же не одинокая.
Улыбнулась:
- А что дети? У них своя жизнь… У них еще лето, а у нас уже осень… Ты проходи, будем ужинать…
Однажды, в такой вот день я ждала автобус Николаев-Кривой Рог. Автобус поломался, задерживался рейс. Пассажиры, устав от ожидания, уныло бродили по платформе автовокзала. Я уже и журнал прочитала, с нетерпением поглядывала на часы. Рядом на лавочке сидели две женщины. Одна лет сорока: красивая и уверенная. Другая - постарше: худенькая, энергичная, но вид у нее человека, который пережил немало горя. В свое время, работая в загсе, я регистрировала браки ее детей. Встречаясь, мы обычно улыбаемся друг другу. Как и в этот раз. Валентина Ивановна разговаривала со своей приятельницей громко и увлеченно. Речь шла о детях. Я стала невольным слушателем.
- Вы неправы, - сказала Валентине Ивановне собеседница. - Может быть, именно сейчас вы делаете ошибку, потом жалеть будете.
- В чем же я неправа? Хочу посоветоваться, но не знаю, что дети на это скажут…
Валентина Ивановна боялась приезда детей, хотя и ждала их. Волновалась, как они отреагируют на ее поступок: поддержат или осудят?
Дочь ее Татьяна живет в Баштанке. У нее двое сыновей и пьющий муж. Пока еще работал на заводе, как-то держался. Работы не стало, и пошло-поехало… Таня уговаривала мать продать свой домик и переехать жить к ней. Но мать наотрез отказалась. Знала, что там покоя не будет, у них постоянные ссоры, иногда и драки, а здесь она спокойна. Тихо вокруг, в красивом месте домик ее, почти в центре, рядом с автовокзалом. Очень удобно. Когда уж невмоготу одной, соберет гостинцы, на автобус - и к дочери или сыну - в поселок Октябрьское. Погостит и домой. За день управляется. Страшно оставлять без присмотра за всю жизнь нажитое. Время такое, бродят воры, тянут все, что глаза видят… Да и огород у нее, выручает. Нет, пока ноги носят, не пойдет она к дочери.
У Бориса, сына, семейная жизнь не сложилась. Уже почти год, как выгнала его жена из дому. Надоело ей пьяницу кормить. С той поры он - то к одной, то к другой молодке, тоже пьющей, пристанет. Правда, бывают у него периоды, когда не пьет, возвращается домой, живет тогда во времянке, пока снова не сорвется.
Болит материнское сердце и за дочь, и за сына, и за внуков. А чем помочь? Ни денег, ни достатка. А где они возьмутся? Даже до пенсии немного не доработала на сырзаводе. Да разве она одна! Развалился завод, скоро и стены разберут. Теперь в службе занятости на учете стоит. С того и живет, правда, летом свеклу пропалывала в коллективном хозяйстве «Нива», заработала и сахар, и деньги. Конечно же, отдала дочери, ведь ей одной сколько того сахара нужно. Но тяжело ей уже такую работу выполнять, здоровья нет, давление скачет. Да и возле дома нужно крутиться. Муж умер десять лет тому назад. Водка, проклятая помогла на тот свет уйти.
С той поры, как овдовела, несколько раз сватались к симпатичной женщине мужчины. Но один не по душе ей был, другие любили выпить. И она давно уже поставила крест на своей личной жизни. Причем, не комплексовала по этому поводу.
Начал заходить к ней сосед Николай Тихонович. Жена его два года как умерла. Сына судьба забросила на Камчатку. Николай Тихонович - мужчина хозяйственный, как-то сам справляется с домашними делами, вот только не любил он возиться на кухне. А вот на огороде, в саду все порядки наводил. Любит он и цветами заниматься. Как-то увидел, как Валентина мучается, стараясь срубить усохшую черешню. Пришел, за несколько минут справился с работой, что и говорить, мужские руки - не женские. Валентина пригласила его на вареники с творогом. Съел несколько и вышел, не мог удержать слез, такие же вкусные готовила и его покойная жена.
Летом, ранней осенью еще ничего, за заботами день пролетает. А сейчас, поздней осенью, а тем более зимой долгими вечерами так тоскливо, печально, хоть на луну вой.
Валентина Ивановна ох, как хорошо его понимает. Поговорят через забор, иногда поделится с ним борщом, пирожками…
Так вот, недавно Николай Тихонович пришел с хлебом и бутылкой вина, предложил жить вместе. Валентина Ивановна растерялась, она как-то не воспринимала его как жениха, относилась к нему как к соседу, да и привыкла жить одна. Хотя мужские руки и поддержка, ох, как нужны…
Долго молчала. А Николай Тихонович с такой надеждой смотрел на нее. Наконец, ответила, что подумает, посоветуется с детьми. Написала дочери, передала сыну, чтобы на выходные приехали.
- Борис еще вчера приехал, - рассказывает Валентина.
А ее соседка сразу же:
- Трезвый?
- Трезвый. Посидели с Николаем Тихоновичем, так сын один почти всю бутылку выпил. Шутил, анекдоты рассказывал.
Утром готовлю ему сумку, спрашиваю:
- Ну, как тебе Николай Тихонович?
- Хороший мужик. Теперь и я чаще домой буду ездить, будет с кем выпить. Да шучу я, шучу, - сказал, увидев печальные глаза матери. - Добрый мужик, он мне даже пять гривен одолжил…
- Боря, как ты мог?
- Да я же знаю, что у тебя нет, - смеется.
- Теперь вот дочь жду, что еще она скажет. Знаешь, что-то сердце у меня сжимается в недобром предчувствии.
Тут и автобус подъехал. Женщина бросилась к двери, дочь выглядывает. Красивая молодая женщина, в кожаной куртке болотного цвета, в таком же берете, увернулась от рук матери. Лицо у нее горит, видно, что злая. В глазах лед, губы сжаты.
Мать хотела повести ее к дому, но Татьяна остановилась.
- Я не пойду к дому. Нечего ходить, здесь поговорим. Скоро маршрутка будет…
Сердце матери замерло, чувствуя нехороший разговор. Растерянно посмотрела на дочь, на свою знакомую, на меня, ей было неудобно.
- Ты что же это, мама, себе надумала? Замуж выходишь? На нас тебе наплевать? - прошипела дочь.
- Танечка, доченька, ну что ты говоришь? - Валентина прижала руки к груди.
- А то! Я думала летом теплицу достроить, ремонт в доме сделать, деньги очень нужны, ты же знаешь, за учебу Ванечке платить нужно, а ты домик продать не хочешь? Хочешь все чужому человеку оставить? Тот мужик тебе дороже нас?
- Таня, успокойся, - Валентина Ивановна растерянно огляделась. - Люди кругом. Пойдем домой, пообедаем, поговорим. Николай Тихонович хороший, ему не нужно мое имущество, свой дом у него есть. Да и умирать я еще не собираюсь, с чего это ты меня хоронишь? И не знаешь ты его…
- Не хочу я его знать и говорить с ним не хочу! - отрезала дочь.
- Ты такую свинью нам подсунула, мама, я никогда от тебя такого не ожидала. Никуда не пойду. Маршрутка разворачивается, домой поеду. А ты делай, что хочешь! Играй свадьбу!
- Какую свадьбу, Бог с тобой, Таня!
Татьяна заскочила в маршрутку, села, отвернувшись от окна. Валентина Ивановна стояла, как окаменевшая, долго смотрела вслед маршрутке. Ей было стыдно и обидно. Тихие слезы бежали и бежали из ее глаз, она их не замечала.
Мне было жалко ее, я опустила глаза в журнал, чтобы не смущать ее.
Женщина как будто вдруг постарела на несколько лет. Медленно побрела в сторону дома.
Целый день Валентина Ивановна провела в раздумьях, разговаривала сама с собой и роскошным котом Кузей, который ходил за ней, как привязанный, терся о ее ноги, как будто понимал, что ей нужна поддержка, внимание. Выросли, слава Богу, дети, разлетелись, и никому на этом свете нет теперь дела до нее. Как будто и среди людей, а если разобраться, то, как одинокий стебелек в поле, как журавленок, что остался зимовать на ее подворье. Нашла его Валентина Ивановна на огороде однажды. Только с котом да с журавленком и поговорит…
Вечером постучал Николай Тихонович. Как-то несмело зашел, остановился возле порога.
- Валя! Так что ты решила? Что сказали дети?
И столько теплоты и надежды было в его голосе, что у Валентины Ивановны снова глаза наполнились слезами.
И так стало ей уютно. Нет, она все же не одинокая.
Улыбнулась:
- А что дети? У них своя жизнь… У них еще лето, а у нас уже осень… Ты проходи, будем ужинать…